МОСКОВСКОЕ ЖИЛЬЕ

Если летнюю дачу в Москве сто лет назад начинали подбирать еще в начале весны, то о городской квартире приходилось задумываться уже в середине лета. Среди москвичей среднего достатка тогда преобладали сезонные квартиросъемщики, обычной практикой для которых было расстаться в мае со старой квартирой и, пробыв лето на даче, въехать ближе к сентябрю в новую. Но подыскать себе хорошее жилье бывало не просто, а ведь, казалось бы, сравнительно недавно, в первой половине XIX века, основная часть населения Москвы проживала в собственных домах и понятия не имела, что скоро станет проблемой найти себе крышу над головой.
В ту патриархальную эпоху Первопрестольная четко делилась на «дворянскую» и «купеческую» части. Если не считать отдельных помпезных особняков, внешний вид «дворянских» улиц был достаточно скромным — одноэтажные деревянные дома под ярко зелеными железными крышами. Они смотрели на улицу несколькими большими светлыми окнами, а мезонином выходили на просторный задний двор с многочисленными службами — кухнями, людскими, конюшнями и погребами. В старокупеческом Замоскворечье с улиц были видны только глухие высокие заборы, за которыми находились обширные дворы со складами, амбарами и поварнями и сами приземистые купеческие дома — деревянные на каменной подклети. И купцы, и дворяне любили сады, у них во дворах росли яблони, кусты смородины и крыжовника, были разбиты цветочные клумбы.
Но потом наступили другие времена. Москва превратилась в огромный промышленно-торговый центр, и облик городских улиц изменился решительным образом. Парадная Тверская застраивалась гостиницами и отелями для состоятельных приезжих. Большая Дмитровская выглядела как один огромный модный магазин. Бывшую в середине века типичной «барской» тихую Мясницкую теперь называли «самой шумной московской улицей», где оживленное движение не прекращалось даже глубокой ночью. Кроме роскошных особняков в Москве росли и трущобы. Хитров рынок, застроенный частными ночлежками самого убогого вида, служил главной «биржей труда» индустриального города. Соседствующие друг с другом роскошь и нищета вызывали дикое падение нравов. Московские старожилы с ужасом наблюдали, как в их городе постепенно расширяется пространство, куда приличному человеку было и не зайти, особенно в темное время суток. Так, если вначале «нехорошими» слыли Сретенский и Рождественский бульвары, то потом в «не совсем приличные» превратились Страстной, Петровский и даже Тверской. Теперь «барскими», то есть такими, куда москвич среднего достатка мог отправиться на вечернюю прогулку, считались только Пречистенский и Никитский бульвары. Нетронутыми «островками» прежнего патриархального мира Москвы оставались только Пречистенка, Остоженка, Поварская и Малая Дмитровка, сохранившие «настоящий барский тип», да и то больше в окружающих переулках. Даже на Арбате все больше задавало тон разбогатевшее купечество.
Еще в 1870-е гг. Москва представляла собой в основном город одно- или двухэтажных деревянных особняков, окруженных просторными дворами. Те москвичи, у кого не было собственных домов или домиков, снимали их в наем. Чаще для квартирантов предназначались флигели, стоявшие во дворе позади главного дома. Впрочем, уже появлялись и специальные доходные дома — в два этажа на четыре сдаваемые в наем квартиры. Как с грустью вспоминали потом, если квартирный вопрос и существовал в ту пору, то в обратную сторону. В 70-е и даже еще 80-е годы XIX века предложение свободных помещений значительно превышало их спрос. Опасаясь простоя своей недвижимости, домовладельцы готовы были снижать цены, лишь бы квартиранты были приличными людьми, регулярно вносили плату и не жалели деньги на дрова, чтобы дом не отсырел и не сгнил. Снять на год в центре города приличную квартиру из трех-четырех просторных комнат с передней и кухней стоило 300 рублей. А комната в излюбленном бедными студентами районе Бронной и Патриарших прудов обошлась бы от 7 до 12 рублей.
Увы, те времена, когда на любой улице или в переулке виднелись объявления о сдаче квартиры, а дворники зазывали прохожих осмотреть пустующее помещение, канули в прошлое. Да и сама Москва решительно изменилась. Патриархальный деревянный город, где уже четырехэтажное здание считалось «небоскребом», где вместо номеров домов писали на табличках имена владельцев, а нужный адрес можно было выяснить в ближайшей лавочке, превратился, прежде всего в центре, в многоэтажный каменный мегаполис. «Когда вы идете теперь по московской улице, а в особенности по обыкновенному узенькому переулку, вы двигаетесь между высокими непрерывными стенами домовых фасадов, в окна которых никогда не проникает луч солнца», — писал в конце XIX века историк М.М. Богословский. Он вспоминал при этом, как было в Москве раньше: «По улице тянулись не фасады, а собственно «дворы» в виде усадеб с садами, заборами и деревянными воротами... Правда, не экономили места, но куда больше было воздуха, света и солнца и, вообще, куда было больше простора!».
При столь плотной застройке жилья в Москве стало решительно не хватать. Еще бы — население города с 350 тысяч человек в середине XIX века выросло к концу столетия до миллиона с четвертью. И всем этим людям требовалось где-то жить. Практически не возникало трудностей у хорошо обеспеченных людей. Если они и не имели собственных домов, то снимали квартиры из десятка комнат, не считая помещений для прислуги. Сдавать несколько таких «барских квартир» было гораздо прибыльнее, чем большое количество обыкновенного жилья, да и хлопот с ними оказывалось меньше. Поэтому предприимчивые домовладельцы предпочитали возводить доходные дома с огромными роскошными апартаментами. Предложение на дорогое жилье превышало спрос, и при остром жилищном голоде многие из «барских квартир» оставались незанятыми.
А вот для людей среднего достатка квартирный вопрос действительно стал серьезной проблемой. Не хватало, прежде всего, более-менее дешевых квартир. «Квартиры, стоившие пять-шесть лет назад 50 рублей в месяц, теперь нельзя снять меньше 80–100 рублей, — писала одна из московских газет в 1910 г. — Сравнительно недавней цены квартиры из двух небольших комнат с кухней рублей в 30 в месяц теперь уже не существует. Теперь это стоимость чердачного помещения или двух комнат без кухни на фабричной окраине». Надо сказать, что стоимость жилья была обратно пропорциональной от его «высотности» — чем выше был этаж, на котором располагалась квартира, тем дешевле она стоила. Квартиры выше третьего этажа сдавались обычно совсем дешево. Впрочем, так было до появления в московских домах «подъемных машин», то есть лифтов.
Стоит отметить, что увеличение, несмотря на жалобы квартиросъемщиков, взимаемой с них арендной платы во многом было оправдано теми затратами, которые несли домовладельцы по повышению комфортности жилья. В начале ХХ века в городской обиход входят доселе не виданные, хотя привычные в наше время бытовые удобства, — не только лифты, но и водопровод, канализация, центральное отопление, электричество и телефон. Все это делало жизнь намного комфортней, хотя и значительно дороже. Рядовой городской служащий отдавал за аренду квартиры половину своего немаленького жалования. И было за что: «приличная» квартира среднего класса предполагала наличие гостиной, столовой, кабинета, детской, а также кухни и каморки для прислуги.
Те, кому была не по карману аренда целой квартиры, снимали комнату — обычно у небогатых чиновников, готовых превратить свою квартиру в «коммунальную» ради необходимого им дополнительного дохода. Недорогим решением квартирного вопроса были и «меблированные комнаты» с «удобствами в коридоре», стоимостью 30 копеек в сутки. Впрочем, были и «меблирашки» подороже, с номером из нескольких комнат. Таким жильем пользовались и солидные господа, но обычно в качестве рабочих кабинетов. Жильцы «меблированных комнат» должны были подчиняться установленному регламенту, в том числе — не принимать гостей позже 11 часов вечера.
Беднота, так называемые «черные жильцы», проживали в «коечно-каморочных» квартирах. Комнаты в них разделялись тонкими деревянными перегородками на несколько узких отсеков, где помещались только одна или две кровати и иногда — стол и табурет. Дверь в каморку заменяла занавеска. В каждом таком отсеке жили четыре-пять человек. Так жили многие семьи разорившихся чиновников и низших служащих, но в основном — фабричные рабочие. Для них было правилом снимать «полкойки» вместе с работающим в другую смену. Выгодно было сдавать одну койку двум людям и хозяину квартиры. В «коечно-каморочных» имелись и жильцы «без места». За самую минимальную плату они получали право расположиться в любом свободном углу, на печке или на проходе в коридоре. Значительное число жителей Москвы не имели вообще никакого жилья. Прежде всего это были рабочие небольших мастерских, ночевавшие прямо на своих рабочих местах. Другие пользовались ночлежками, платя за место на ночь на общих нарах от 3 до 5 копеек.
Жилищные условия низших слоев московского населения вызывали беспокойство у городских властей. В 1911 г. Городской Думой был принят план переселения из «коечно-каморочных» квартир в специально построенные для этого дома. Плата за маленькую квартирку там не должна была превышать 7–9 рублей в месяц. Деньги на реализацию этого плана шли в основном от благотворительности. Особенно большие средства пожертвовали купцы Мазурин, Бахрушин, Третьяков. В Москве действовало и добровольное общество помощи бездомным «Лиловый цветок». Пытались улучшать свои жилищные условия и сами небогатые горожане, объединявшиеся в товарищества квартировладельцев и строившие себе многоквартирные многоэтажки. А кто-то стремился вернуться из «каменных джунглей» к патриархальному укладу. В 1913 г. возник проект кооперативного строительства на Ходынском поле поселка из небольших домов в два-три этажа в окружении раскинувшихся на больших участках садов и парков. Но все эти планы улучшения условий жизни в Москве перечеркнула разразившаяся вскоре Первая мировая война. Ну а потом, как известно, квартирный вопрос совсем испортил москвичей.

 

Д. Никитин, кандидат исторических наук